2. Большие перемены
-Просыпайся, просыпайся, Prinzessin, - резкий удар пробудил меня из моего глубокого сна. Я медленно поднялась, потирая жгучие от боли бедра. Я взглянула в лицо мужчины. Когда я поняла, что это тот самый тип, который вчера вечером лапал меня, меня начало сильно трясти. Я чувствовала себя такой грязной из-за того, что меня трогал немец. Никчёмный монстр. Тот, с кем я никогда бы не общалась, позволил себе меня трогать таким образом. Как он мог поступить со мной так? Почему он выбрал именно меня? Разве он не мог выбрать никого ниже статусом или умом? Я чувствовала себя очень слабой и разбитой. Как будто я всю ночь чистила лошадиные стойла. Я посмотрела на него. На его лице была серьезная улыбка.
-Это твоя остановка. Добро пожаловать в Аушвитц, - когда он произнес последнее слово, мои глаза расширились. Аушвитц – это было название одного из тех лагерей. Рабочих лагерей…где множество людей умирали. Я думала, что эти лагеря были только слухами, глупыми историями для запугивания. Я остаточно проснулась, когда он стал тащить меня за собой.
Я не умела работать. Я преподавала детям, но кроме этого я не умела ничего делать. Моя семья была одной из самых богатых в городке перед тем, как мы вынуждены были переселиться в гетто. У меня были слуги и служанки. Я не знала, как готовить или убирать. А что если они убьют меня из-за того, что я не умею работать?
-Схватывай на лету, Кортни, - сказала я себе. Я быстро учусь. Я должна жить. Я должна снова встретиться с матерью. Я должна жить ради отца.
-Как долго я спала? – я спросила, заметив за собой плохой запах и почувствовав грязную жирность своей кожи. Он развязал мои руки. Я потерла отметины от веревки, а потом прикоснулась к волосам, почувствовав, насколько грязными они были.
-Около двух дней.
Я спала в течении двух дней? Но как это возможно? Может, он ввел мне седативное средство, пока я спала, чтобы я не просыпалась? Я быстро пощупала свое тело в поисках признаков инъекции или укола, но ничего не нашла. Я попыталась сделать глубокий вдох. Грязный воздух попал в мои легкие, и я стала сильно кашлять. Мое горло пересохло. Вода была мне крайне необходима, чтобы восстановить водный баланс.
-Ты увидишь меня в лагере, но не ожидай, что я обращу на тебя внимание, - я кивнула, чтобы не раздражать свое сухое горло.
-Можно мне стаканчик воды? И душ бы не помешал, - он ухмыльнулся и начал смеяться. Я приподняла брови в замешательстве. Даже в гетто мне разрешалось принимать горячий душ. Это было не так уж часто, но все же. Мужчина остановился, думая, что я задала вопрос в шутку, но когда он увидел смятение в моих глазах, он усмехнулся и быстро объяснил:
-Ты действительно Prinzessin. Я ведь говорил, что панькаться с тобой не будут. Ты müll, schmatte, мусор. Понимаешь? Ты не стоишь куска мусора.
Я тихо стояла, пряча слезы. Он ухмыльнулся и толкнул меня. Я упала, но не выдала ни звука.
-Не беспокойся, Prinzessin. Получишь свой душ. Все вы, schmattes, грязные из-за долгого пути в лагерь. Сначала вас нужно почистить. Мы вам не позволим заболеть. Заболеете – умрете.
Я вздрогнула, пытаясь сдержать очередной приступ кашля. Откуда он знал, что означает слово schmatte? Ведь это было еврейское слово. Он не мог быть евреем, тем более он так нас ненавидел.
-Откуда вы знаете, как разговаривать по-еврейски? Вы же немец.
Его лицо потемнело, и он отвернулся. Он постоял несколько минут в попытках собраться мыслями перед тем, как снова повернуться ко мне.
-Я подобрал эти словечки от остальных евреев в лагере. А сейчас хватит kvetsh и поднимайся. Жалобы не принесут тебе пользы, - он ухмыльнулся, используя еще одно еврейское слово.
-Ну конечно, shmendrik немец, - я ухмыльнулась, чувствуя свое превосходство. Я смогла бы поиграть с ним в эти игры. Но вскоре я поняла, что ошиблась. Он подхватил меня, будто бы я не весила ничего, и бросил в стену. Я не успела даже почувствовать боль, как он снова подлетел ко мне и сильно ударил в живот.
-Ты никогда не выживешь здесь. Научись уважению. Я знаю, это будет трудновато для тебя и все такое, Prinzessin, но если хочешь выжить, будь хорошей девочкой.
Он зарычал, пока я попыталась сесть, держась от боли за живот. Слезы текли по моим щекам.
-Д-да, сэр, - он мрачно усмехнулся, но ничего не сказал. Он поднял меня за талию. Я зашипела от боли, но была награждена пощечиной. Он открыл дверь, схватив меня за мои длинные волосы, и протащил меня через грязный проход. Я молчала, пытаясь задушить слезы и отпустить боль.
Я увидела сотни грузовиков и товарных вагонов, толпы людей и семей, которых выталкивали оттудова. Я посмотрела вокруг. Это место пугало меня до смерти. Все было окружено колючей проволокой, заставляя меня чувствовать себя в ловушке. Охранники и солдаты патрулировали везде, резко кивая моему похитителю и тихо посмеиваясь надо мной. Это было у них нормой принимать молодых девушек за пленниц?! Я боялась, что никогда не увижу свою мать. На плакате недалеко было написано «Работа освободит вас». Питьевая вода находилась в корытах, откуда обычно пили лошади. Мы миновали их. Я ахнула от ужаса, когда увидела мертвого ребенка, всплывающего поверх воды. Немец сжал мою руку, и когда мы подходили ближе, я видела больше смертей. Внезапно я даже обрадовалась, что я шла в сопровождении этого немца, а не со всеми остальными.
-Zur hoelle mit dir, - злобно пробормотал он себе под нос. Я дрожала, надеясь, что он говорит не обо мне. Он поднял меня, подтолкнул к толпе людей, и сказал:
-Ты будешь здесь работать. К тебе не будут относиться, как к Prinzessin, да и соответственно выглядеть ты тоже не будешь. Охранники не будут к тебе так хорошо относиться, как это делаю я, - я хотела сказать какую-нибудь гадость, но сдержалась, в случаи, если он даст мне еще какие-то полезные инструкции.
-Ты не можешь здесь заболеть, ни при каких обстоятельствах. Если ты заболеешь, ты не сможешь работать. И тогда они пошлют тебя туда, - он указал на сарай с дымоходом, который извергал грязный вонючий дым. Если евреи не работали, их там сжигали. Я серьезно кивнула в знак согласия.
-Я решил, что ты будешь моей маленькой игрушкой, Prinzessin. Каждую ночь ты будешь приходить в мои апартаменты в сопровождении охранников. Ты не должна с ними разговаривать или проявлять неуважение, как ты делала это со мной. Они не простят тебя так же легко, как сделал это я, и ты будешь наказана. Я буду делать с тобой все, что пожелаю, и ты не сможешь мне отказать, понятно? – мои слезы текли по щекам, но я кивала, надеясь, что хуже быть уже не может.
-Ты не будешь обращаться ко мне или стараться вступить со мной в беседу, если увидишь меня в лагере. Я просто пристрелю тебя, маленькая тварь, и тебя быстро заменят. Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло.
-Как я могу к вам обращаться, когда мы будем…, - я отказалась произносить слово «наедине». Он ухмыльнулся, видя, что я поняла ситуацию, в которой оказалась.
-Дункан. Ты вела себя хорошо и не сопротивлялась, поэтому я позволю тебе вернуться к твоей матери и друзьям… если они еще живы, - он толкнул меня в топу людей, возле которой проходили. Я стала бегать глазами по лицам людей, зовя свою мать. Я встретилась с ее испуганным взглядом и побежала навстречу. Она заключила меня в объятия. Слезы текли по нашим грязным лицам.
-О… о...yalda sheli..., - приговаривала она по-еврейски и качая меня то назад, то вперед.
-Мам, со мной действительно все хорошо. Он не причинил мне вреда. Только побил немного, - я врала, пытаясь успокоить ее.
-Mifletzet... о vey... Слава богу…
-Я знаю…. Мама, я так боялась, - я задыхалась от рыданий. Она обняла меня крепче, гладя меня по голове и целуя мои щеки.
-Мама, а где все? Лия, Рубен, Исак, Ривка, Элиана, хоть кто-нибудь?
Женщина указала на семью: Элиану, прижимающую своего ребенка к груди, Лию, держащую испуганную Ривку и Рубена, и угрюмого Исаака. Я коротко кивнула, поскольку к нашей толпе приблизились охранники.
-Мужчины налево! Женщины направо! Schnell! Schnell!
Рубен был отделен от матери. Исаак обещал приглядывать за братом. Ривка посмотрела на то, что осталось от ее семьи, и примкнула к нам поближе, как и мы, напуганная до смерти. Охранники и солдаты погнали нас к одному из бараков. Мы все стояли в переполненной узкой комнате. Высокая азиатка с длинными темными волосами шла прямо к нам. Она смотрела нас сверху, показывая свое пренебрежительное отношение к нам.
-Вы, евреи, вы все zugangi, новоприбывшие. Низшие из низких. Даже ниже, чем крысы. Она надменно посмотрела на меня, заставив морально уменьшиться. Тот факт, что она тоже немка и может нанести мне вред побольше Дункана, заставило меня вспомнить его предупреждения. «Охрана не будет так хорошо к тебя относиться, как это делаю я».
Я дрожала, зная, что немцы относились ко мне, как и к другому любому еврею, несмотря на мой прежний статус. Другие девушки шокировано смотрели на меня. Мое лицо излучало огромную палитру эмоций. Раньше они не видели на моем лице ничего, кроме уверенности и силы духа. Азиатка внимательно посмотрела на меня, остановив свой взгляд на моей грудной клетке:
-Эй, ты, в коричневом платье, - она обращалась ко мне. Я взглянула в ее серые, бессердечные глаза. Она злобно улыбнулась:
-Отдай мне свое ожерелье. Оно хорошо будет смотреться на мне…, - Я ахнула, сжав ожерелье в своей руке.
-Нет! Это мое! Его дал мне мой отец перед смертью! – я закричала, ломая голос. Она стремительно подошла ко мне и наградила сначала двумя пощечинами, а потом и ударом в живот. Я застонала и согнулась пополам. На моей щеке потекла кровь. Видимо, эта женщина носила кольца, и когда она ударила меня, кольцо оставило глубокую отметину на моей коже. Рана горела огнем.
-Ты не будешь говорить здесь «нет», hundin, если хочешь жить, - она плюнула мне в лицо, когда я отступила назад. В ответ я лишь выпрямилась, показав, что я не боюсь.
-Я буду жить, - проворчала я, когда она отступила и злобно усмехнулась.
-Дай сюда папочкино дорогое ожерелье сюда! Оно подойдет к моей униформе, - я медленно и неохотно расстегнула застежку и вручила ей. Она улыбнулась, и, плюнув на него, протерла манжетом. Женщина надела ожерелье на свою тощую шею.
-Я Блокова Хезер. Вы можете обращаться ко мне, если посмеете, просто Блокова. А теперь вы все должны пройти туда, - она указывала на узкий длинный коридор. Я дрожала от нервов, и даже холод не мог меня успокоить.
-Schnell, zugangi! Если вы еще не сообразили, что это означает, то вам лучше быстрее это узнать, либо умрете.
Я предположила, что это слово могло означать «быстрее». Все мы все прошли в большую азлу. Ривка прижалась ко мне. Я уверенно посмотрела на нее, гарантируя безопасность. Женщины и девочки начали переговариваться, когда зашла Хезер. Вид у нее был более раздраженный, чем прежде.
-Тихо! Тихо! – закричала она, поднимая свои руки вверх, демонстрируя свою власть над нами, - Вы все воняете, словно помойка, да и грязные к тому же… Вы должны помыться. Раздевайтесь! Только быстро! – Элиана вздохнула, сильнее прижимая к себе своего ребенка.
-Прямо здесь? Друг перед другом? – Хезер взглянула с отвращением.
-Вы не усвоили первого правила? Вы должна делать то, что мы вам велим и не огрызаться. Теперь быстрее раздевайтесь, пока не пришли охранники. И ты, - она указала на меня, - Расплети косу.
Я кивнула, не понимая зачем она велела мне это сделать. Мы медленно начали раздеваться. Я наклонилась чтобы развязать шнурки на обуви. Что же будет дальше?
Через десять минут мы все стояли голые, дрожа от холода. Я держалась возле моей матери, которая пыталась развязать мою тугую косу. Заскрипела дверь, и вошли двое охранников. Я наклонилась. Мои волосы закрыли мою нагую грудь. Руками я пыталась прикрыть все остальное. Как они смеют присылать мужчин в такой ситуации?! Больные ублюдки… Я подняла глаза, заметив Дункана среди остальных солдат. Его глаза загорелись. Он еле смог оторвать взгляд от моего тела. Я не смела нарушать его правил, ведь знала, кем он был.
-В душ, леди, а потом к парикмахеру, - я вздохнула. Дункан не смотрел на меня. Он ухмылялся, смотря на других раздетых девушек. Больной извращенец. Я не сильно думала об этом. Парикмахер мог означать все что угодно. Я не успела довести свою мысль до конца. Охранники заталкивали нас в душевые.
Я взвизгнула, когда струя воды прикоснулась к моей спине. Она была холодная, словно лед. Я попыталась смыть грязь с тела и волос, хотя это было очень трудно сделать при отсутствии мыла или хотя бы мочалки. Я наклонилась и стала пить воду. Мое горло благодарило меня. Я пила, пока мой живот не наполнился. Внезапно воду отключили и нас погнали в другую комнату крики солдатов и охранников.
Наши вещи исчезли, и у нас не было, чем прикрыться. А так же полотенец, чтобы вытереться. Я дрожала, скрестив руки на груди. Некоторые девушки начали хныкать. Мне потребовалась вся моя храбрость и стойкость, чтобы к ним не присоединиться. Мы ждали десять минут, дрожащие, в холодной темной комнате. Дверь распахнулась. Оттуда вышел Дункан с еще одним заключенным.
-Это парикмахер. Станьте все в одну шеренгу, чтобы он мог выполнять свою работу. Нет волос – нет вшей.
Моя рука потянулась к волосам. Я смотрела ну Дункана, который до сих пор избегал меня. Он усмехался, когда ловил испуганные женские взгляды. Я в ужасе наблюдала, как так называемый парикмахер стриг волосы женщине, вообще без каких-либо навыков в этой области, просто отстригая большие куски волос огромными ножницами. После первой женщины я начала хныкать. Моя мать выглядела уверенной и твердой, когда ее волосы состригли. Я восхищалась тем, как она держится, ведь никогда бы не смогла сохранять такое же самообладание. Маленькая Ривка кричала и плакала. Моя мать держала ее, когда парикмахер срезал ее небольшие кудряшки.
Очередь дошла ко мне. Я тихо захныкала, чувствуя себя маленькой девочкой. Женщины постарше смотрели на меня с порицанием, а некоторые с жалостью. Я начала рыдать, когда он прикоснулся к моим волосам, даже не пытаясь сохранять самообладание. Я зажмурилась. Когда я открыла глаза, я обнаружила длинные пряди своих волос на полу. Закусив губу, чтобы не закричать, я подошла к своей матери. Женщина обняла меня. Я не посмела прикоснуться к своей голове, чтобы ощутить то, что осталось от моих волос. Дункан только ухмылялся. Когда я шла мимо, он даже засмеялся. Я еле сдержалась, чтобы не развернуться и не ударить его.
Мы долго сидели на лавочке, голые, безволосые и дрожащие. Через некоторое время уже не было слышно ни единого щелчка ножниц, или криков и стонов жертв парикмахера, которые не были такими истерическими, как мои.
Пару минут спустя, Хезер снова вошла в комнату. Она посмотрела на нас всех Когда наши взгляды встретились, Блокова победно ухмыльнулась. Я видела, как Хезер кокетливо улыбнулась Дункану, и он на полном серьезе ответил ей.
-Schnell! Спешите в следующую комнату! Вам одежда нужна!
Мы все встали. Я взяла Ривку за руку. Она стала сосать большой палец, и я заметила ее посиневшие губы. Комната была обставлена длинными столами со старой, отвратительной одеждой, больше похожей на мусор. Я подняла синий жилет и нахмурилась.
-Выбирайте, евреи, - обратилась она к нам, - Теперь можете включать фантазию.
Слова Дункана прозвучали в моей голове: « С тобой не будут обращаться, как с Prinzessin, да и выглядеть соответствующе ты не будешь».
И он был прав. Обрезанные волосы, крысиная одежда, конечно, не идут принцессе. Я подошла к груде одежды и извлекла оттуда розовое платье, которое, к счастью, не воняло. Правда, ткань была тонкой и неудобной. Я быстро перебросила его через руку, радуясь, что нашла пару старого нижнего белья и кофточек, которые могла одевать под свое платье. Мне было наплевать, что все это было поношенным старьем. Чистая одежда, найденная в этой помойке, была настоящим чудо. Я быстро одевалась. Платье никак не шло мне. Оно было бесформенным, ткань раздражала кожу. Я просто продрогла в нем, но попыталась игнорировать эти неприятные факты, помогая маленькой Ривке искать парочку шортов и верх. К несчастью, я никак не могла найти белья для нее, но зато нашла пару больших свитеров. Мы быстро надели их, благодаря Бога за находку.
Как только мы оделись, нас быстро погнали в другую комнату. Выстроившись в очередь, девушки, женщины и дети сели на лавочке. Какой-то мужчина работал возле них, но я никак не могла разглядеть, что он там делает, поэтому с нетерпением ждала своей очереди. Как только пришел мой черед, я села напротив человека с неулыбчивым лицом. Он печально взглянул на меня:
-Имя и возраст.
-Кортни. Кортни Политцер. Мне семнадцать, - он попустил глаза и надавил на острую металлическую штуку на моей руке. Я попыталась вырвать руку, но он удержал ее, видимо, не в первый раз проводя подобную процедуру. Это было действительно больно. Сначала я попыталась сдержать рыдания, но потом стала кричать. Татуировщик быстро убрал иглу, чтобы снова наполнить ее чернилам. Я увидела кровь. Когда мужчина закончил, на моей руке была надпись «J17492».
-Забудь, как тебя зовут и сколько тебе лет. Помни только свой код, иначе умрешь, - Я встала, - Следующий!
Я видела, как моя мать пыталась успокоить Ривку, руку которой тоже татуировали. После окончания процедуры, нас загнали в один барак. Голых стен ни разу не касалась краска, а крысы бегали из угла в угол, словно пытаясь нас напугать. Я почувствовала сильное отвращение. В бараке находилась целая куча трехэтажный кроватей. Мы с мамой положили на одну из них Ривку, обещая завтра еды и тепла.
Внезапно, громкий удар нарушил тишину. Какая-то женщина пошла открывать дверь. На пороге стоял солдат. Он быстро обвел нас взглядом, остановившись на мне.
-Командир Дункан просил сопроводить номер J17492 в его апартаменты, - заявил он. Мои глаза расширились. Что еще могло случиться со мной после всех этих событий? Я встала, игнорируя потрясенные взгляды моей матери, Лии, Элианы и всех остальных женщин, позволяя солдату сопровождать меня в апартаменты.
Мы прошли мимо многих мест и залов. Я заметила, что командование развлекается. Я сдерживалась, чтобы не плюнуть на пол. Я тихо шептала себе под нос разные ругательства. Солдат провел меня в темную комнату и, как только я зашла, закрыл дверь. Дункан погладил место на кровати рядом, приглашая меня присесть. Я повиновалась. Он скользнул по мне взглядом, проводя рукой по моим выстриженным волосам, а потом снял мой свитер, натолкнувшись на розовое, бесформенное платье.
-Не могла выбрать какую-то другую одежду? Платье не подходит для этой среды. Ты будешь работать, а не колесить с бала на бал. Хочешь выглядеть как Prinzessin, да?
-Я не выгляжу, как принцесса, - горько прошептала я. Он прикоснулся к моему лицу на секунду, но потом быстро убрал руку и встал. Я потерла щеку, пытаясь избавиться от грязного чувства, которое он оставил.
-Ты выставила меня дураком, так рыдая сегодня. Это только волосы, не конец мира, птичка, - он едко дразнился, заставляя меня смущаться и чувствовать себя униженной. Я ненавидела, когда кт-то видел меня слабой. Я не смела говорить, слишком расстроенная сегодняшним днем, не попыталась огрызнуться или противиться.
-Вы бы могли меня предупредить…, - это было единственное, что я сказала. Он вздонул и посмотрела на меня с тенью ухмылки на его лице.
-Но тогда бы это разрушило всю забаву, - мне захотелось ему так сильно врезать, что я чуть не сорвалась с места. Ублюдок. Тупой немецкий ублюдок.
-Не унывай, пташка, хуже не станет. Я договорился о легкой работе для тебя. Ее запороть у тебя никак не получиться.
-Какую работу? – я кротко спросила.
-Мытье посуды, а так же раздача еды во время обеденных перерывов, - он ухмыльнулся, - Я полагал, что как Prinzessin, ты охотней будешь исполнять эту работу, чем буксировать древесину.
Его брови поднялись, когда я ничего не ответила.
-Я не знаю, как это делать. Раньше у меня были слуги, который делали это вместо меня, - он уставился на меня, ругая взглядом.
-Ты действительно, действительно Prinzessin. Не волнуйся, я уверен, что ты быстро научишься. Что-то говорит мне, что ты неплохая ученица. Кроме этой работы я не могу тебе ничего предложить, увы.
При мысли о работе, я почувствовала сильный голод. Я никогда не была прожорливой, но отсутствие еды в течение трех дней дало о себе знать. Я застонала. Дункан посмотрел на меня, ожидая объяснений.
-Я голодна. Я ничего не ела несколько дней. Уверенна, вы, немцы, никогда не испытывали такого чувства, - я съязвила, но он только мрачно усмехнулся и достал из сумки кусок хлеба.
-Я полагаю, что чувство голода знакомо всем. Но у этого хлеба есть цена, - он подразнил меня кусочком. Я почувствовала, как горит мое лицо. Не смотря на то, что я не собиралась брать хлеб, мне стало интересно, что обозначало слово «цена».
-В смысле «цену»? У меня нет денег, если вы это имеете в виду.
Он снова начал смеяться, играя с хлебом, подбрасывая его в воздух. Я жадно следила за каждым его движением.
-Я мужчина, Prinzessin, и я нуждаюсь в услугах. Сексуальный услугах, - он сказал прямо. Я покраснела. Половая связь с немцем была неприемлемой. Я никогда бы не прикоснулась к этому монстру, даже если бы захотела ему помочь.
-Нет. Никогда. Я бы никогда не прикоснулась у такому грязному, черствому существу, как вы. Даже если бы мне пришлось умереть.
Он швырнул хлеб на пол, прорычав:
-Не забывайся.
Мой живот заурчал, когда я увидела, что мой хлеб пропал.
-Что вы собираетесь со мной делать вечером? – встревоженно спросила я. Может, он собирается делать что-то ужаснее, чем в прошлый раз? Я начала дрожать.
-Я решил, что с тебя на сегодня хватит. Расскажи мне о себе.
Я открыла рот от удивления. Что? Немец хотел узнать что-то обо мне, еврейке? О той, которую он презирал? Хотя он и был красив, но он был монстром. Проклятым монстром, который убивал мужчин, женщин и детей для своего удовольствия.
-С какой стати я должна вам рассказывать о себе? Я вас ненавижу. Вы – монстр! Вы можете спокойно следить за тем, что происходит и не ощущать ничего вообще! Вы терзаете маленьких детей и беспомощных женщин и мужчин для развлечения! Вы просто сукин сын, и я бы никогда не связалась бы с вами подобным!
Он снова засмеялся, но глаза его потемнели. Прежде чем я успела одуматься, он бросил меня на пол у ударил по лицу. Я зашипела от боли.
-Да. Но у тебя нет выбора. Ты – моя игрушка. Я могу просто изнасиловать тебя, и даже не думать о том, что ты будешь чувствовать. Я даю тебе выбор. Ни один немец на моем месте не дал бы такой выбор еврею. Поэтому говори, Prinzessin.
Я вздохнула и поджала колени. У меня действительно не было выбора. Дать себя изнасиловать, или поговорить с немцем?
-Что вы хотите услышать? – горько пробормотала я. Мой взгляд был устремлен в пол.
-Расскажи о себе и сделай из этого историю…. Все эти ублюдки ужасно глупы и непоэтичны, - небрежно ответил он, прикоснувшись к стене. Его голубые глаза пристально следили за мной.
-Дома я жила со своими мамой и папой… Мы были счастливы.
-Потому, что вы были богаты? – резко перебил меня Дункан, окинув холодным взглядом.
-Нет. Просто папа был еще жив, - я кратно ответила и подняла голову. Я не была столь низкой, чтобы думать, что деньги ровняются счастью.
-Он умер в одном из наших лагерей? - самодовольно спросил Дункан.
-Н-нет… Он заразился и-инфекцией, - я запиналась. Моя гордость стекала вместе с секундами. Я смотрела на паука, который плел паутинку в углу, - И-и даже когда…. Даже когда врач сказал, что он…., - я остановилась, задыхаясь от слез, - что он поправиться, лучше ему не стало….
По моим щекам текли слезы. Я не вытирала их и даже не пыталась скрыть, так так как это не имело значения.
-Перестань реветь, - резко сказал Дункан и приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть в его голубые глаза, - Ты еще не успела перенести ничего ужасного. Возвращайся к своей матери и поспи.
Он глумливо молча указал на дверь. Я неуклюже встала, споткнувшись о свои собственные ноги, и пошла обратно в свой барак.